Кукушка
|
| постоянный участник
|
Сообщение: 51
|
|
Отправлено: 08.08.09 19:56. Заголовок: Ну, что же, дорогие ..
Ну, что же, дорогие мои. Сумасшедший сподобился на продолжение сказа. Просил он однако же не держать зла на него, ибо старался он, как мог, сокращал да урезал, дабы быть более лаконичным и не задеть ничьих чувств... Баллада о добродетели или «В гостях у сказки» (отрывок из «Записок»). От автора. Что ж, дорогой мой Друг, вот и опять мы встретились с Вами. Смею надеяться, что со времени нашего последнего общения Вы немного пришли в себя и готовы выслушать историю, которую я сейчас собираюсь Вам поведать. Да-да, Вы не ошиблись, это будет та же история о Великом и могучем, древнейшем из всех древнейших, мудрейшем из всех мудрейших… Знаю, некоторые называют его ласково Ящурочкой, но для меня он не иначе как Великий, ибо мне почему-то хочется, чтобы так оно и было… Небольшое отступление (в тему) Каждый день его непохож на предыдущие. Каждый час его ожидают новые свершения. Каждую минуту в его глазах тонет очередная жертва и, не имея сил бороться с нахлынувшими чувствами, утопает в этом бездонном омуте навеки. Для мира она уже, увы, потеряна. Но то, что для одних является потерей, для других становится находкой. И эти другие – Клан Добрейших, сплошь и рядом состоящий из когда-то таких же несчастных жертв... Собственно, сама история. …Вечер, как повелось, обещал быть преприятнейшим. Богэфир, как обычно, проснулся после обеда (это значит: ближе к вечеру), ибо не престало Великим продирать свои ясны очи ни свет ни заря, дабы бродить потом, незная, чем бы себя занять, чтобы как-то скоротать время. Потянувшись да назевавшись всласть, он мысленно позвал Настройся. Не прошло и секунды, как бабочка предстала пред его взором, готовая к дальнейшим указаниям (оно и немудрено, ведь после той встряски, что задал ей давеча Царевич, она научилась читать его мысли на расстоянии). - О, Прекраснейший из всех Прекрасных, о Древнейший из всех Древнейших, я слушаю тебя. Чего желаешь? – раболепствовала Настройся, чем приводила Царевича в неописуемый восторг. - Знаешь, я тут вот чего надумал… - и, увидев перепуганное выражение лица бабочки, поспешил добавить: - да не бойся ты, ишь, как распереживалась… В гости хочу! - В гости? Но к кому в гости, позвольте спросить? Уж не к Злыдням ли опять? После того, что Вы с ними сделали? Мне кажется, это… - Так вот, чтобы не казалось, надо сначала дослушать, что умные люди говорят, а потом уже вставлять свои глупости! Это, между прочим, некультурно. – с плохо скрываемым раздражением перебил ее Богэфир. – Что за баба пошла в последнее время! Рот открыть не дадут, только и слышно: а то, а се, а может, а не может… Вы что меня, задолбать все решили, что-ли? Феминистки, идрить-разгидрить! Похоже, он разошелся не на шутку. Надо было срочно исправлять ситуацию, чем Настройся тут же и занялась. - О, Мудрейший, прости своей рабе ее неуемную бабскую глупость. Просто я так переживаю за тебя, что сама порой не ведаю, что говорю… - Ага, только не порой, а практически всегда. – уже более примирительным тоном сказал Царевич. - Да, да, Вы правы, мой белый господин.- прощебетала Настройся.- Так, куда же хозяин желает поехать в гости? - Нуууу. Незнаю даже, как и сказать… Помнишь, Добрейшие все зазывали меня к себе на ужин? Так вот, я думаю, не принять ли мне их приглашение… А то дискриминация какая-то получается: к Злыдням заглядываю почти каждую неделю, а у Добрейших не был уже…- тут Царевич задумался. - Уже несколько месяцев.- подсказала бабочка. – А ведь они Вам постоянно передают приветы да зазывают к ним отведать чего-нибудь. Как бы не обиделись, что вы их так старательно игнорируете… - Да, пожалуй, ты права… Надо бы проведать их. Решено. Сегодня вечером еду к ним в гости. Или, может, нужно было бы предупредить об этом заранее? - Да что Вы, господин. Они ожидают вас каждый день и всегда на ужин готовят что-нибудь вкусненькое, в надежде, что Вы нагрянете к ним да устроите приятный сюрприз. То-то они рады будут! - Рады, говоришь? Ну что ж, поедем, посмотрим, как они мне обрадуются… Вскоре Царевич развернул бурную деятельность по собирательству на ужин. Надо сказать, собирался он довольно-таки долго и не менее нудно, вывалив при этом из всех своих шкафов нажитое непосильным трудом добро (в смысле, одежду). А так как одежды у него этой было завались-неразгребись, то Настройся ничего не оставалось, как смиренно замереть в ожидании чуда (то есть, в ожидании, чего он там на себя в этот раз напялит), да тихонько попискивать свои комментарии по поводу очередной кутюрно-гламурной находки Богэфира. После трех часов (потерянного даром времени) таких поисков (включающих в себя бегание Царевича от примерочной к шкафам и обратно, нечаянного показа при этом всех своих выдающихся мест, и психов с истериками: мне, как всегда, нечего надеть!) терпение Настройся вконец-таки лопнуло (да и не железная она, чтобы на такое смотреть), и она, вынув из кучи барахла какую-то шмотку, ткнула ее пред нос Великого. - Думаю, это вполне подойдет. По тону бабочки поняв, что сопротивляться бесполезно, да и не силен он был в модных веяниях, Царевич, воротя носом, все-таки одел предложенное и побежал к зеркалу. - Как я тебе? – спросил он, любуясь собой и пританцовывая. – Все-таки хорош, чертяка, а? И цвет этот, по-моему, мне очень идет. – и он удовлетворенно провел руками по фосфоресцирующерозовой яркоцветастой майке, явно довольный тем, как он выглядит. - О, Гламурнейший и Сиятельнейший, ты просто великолепен. – заливалась трелью бабочка.- Я думаю, сегодня не одна Добрейшая душа падет оземь (читай: откинет копыта) к твоим ногам в сверкающих всеми переливами радуги кедах. Победоносно хмыкнув, Царевич наконец-таки вышел из замка и, как обычно, оседлав свою Белогривку, тронулся в путь. Долго так он ехал, предавшись раздумьям да поглядывая удивленно вокруг себя: надо же, как давно я здесь не был… Топая в таком размеренном темпе он не заметил, как вдали забрезжил городок. Он сиял, как медаль на солнце, маня и завлекая уставших путников мелодичными трелями, переливами искрящихся огоньков и чудными запахами неведомых яств… Это был Сюсюмусюпусь, где обитали его наивернейшие обожатели – Клан Добрейших. А что обожали они его всеми фибрами своего добрейшего естества, невозможно было не заметить, так как при ближайшем рассмотрении разнообразие красок представляло собой не что иное, как портреты Великого, расклеенные на всех стенах и заборах. На этих портретах, рисованных ли, распечатанных ли, Царевич был запечатлен в самых разнообразных моментах своей жизнедеятельности, да и приписки на портретах были весьма и весьма громкоговорящими. (Дабы не утруждать Вас, дорогой читатель, всем разнообразием ласкательных слов, которые ввели в свой обиход Добрейшие, приведу примеры только некоторых из них: Эфирчик – самый лапастый лапчик в мире!; Моя пусЮшка-мармусЮшка прекрасная носюшка!; Манюньчик-барабунчик – сладкая мармаладистая мармаладка!; Всех порву за свою сладкую Царюшку!; Чмоки-чмоки твои белоснежные зубочки!; Абожаю большой пальчик на ножке Владыки!; Целую взасосик твой милый носик! и т.д. и т.п. И это еще было самые скромное из всего того, что там присутствовало, ибо портреты эти были настолько зацелованы да заслюнявлены в самых неожиданных местах, что можно себе только представить, какие ж там были надписи…) Насмотревшись на все это да вдоволь нальстив своему самолюбию, Величайший с триумфом въехал в город… Надо сказать, что предупредить жителей Сюсюмусюпусь о своем приезде все-таки стоило. Ибо то, что случилось с доброй половиной из них при виде светлого лика Богэфира, не пожелаешь ни одной Злыдне, не к месту будь упомянуто. Сначала они не поверили своим глазам и принялись яростно щипать друг друга, дабы убедиться, что это не сон, а явь, и что Сладчайший таки побаловал их своим вниманием. Когда же стало ясно, что это не галлюцинации от передозировки в пищу Розовых Соплей, тут уж началось совсем невообразимое. Такая кутерьма заварилась, что ей-ей…(К слову сказать, некоторые все же не смогли принять в ней участие, потому как хлопнулись в обморок при одном только виде Великого, да так и оставались там лежать, не приходя в себя еще долгое время после его отъезда.) Добрейшие кинулись наперебой доказывать свою неимоверную любовь к Масюсику самыми разнообразными способами: тут вам и целование пяточки в кедике, и лобызание следов от ножечки, и бросание интимных предметов туалета в светлый лик Его Премудрости… Да чего там только не было, если даже Белогривку, и ту залобызали чуть ли не всмерть да понаписали на ней всякого, и теперь она, недовольно пофыркивая, стояла чуть поодаль да дивилась такому неимоверному чуду. Придя немного в себя, Добрейшие усадили Царевича на трон, сделанный собственноручно ими же, да и принялись наперебой нахваливать да подхваливать его. Только и слышно было со всех сторон: - Ооооо, моя Бубуська, какой же он халесенький, я не магу… - Смотри-смотри, как сексуально торчит пятнадцатая волосинка слева в его прическе… - А фигурка-то, фигурка… Так бы и съела на ужин без сахару… - Это неземная красота, я вам утверждаю. Люди такими прекраснюсенькими быть не могут. Он ангелочек просто… От этих разговоров у Богэфира потихоньку начала ехать крыша, пухнуть мозги и припекать в голову. Припекало все сильнее и сильнее. Да что ж такое, подумал он и, подняв ясны очи к небу, чуть не очумел от увиденного. Своими высказываниями Добрейшие подымали трон, на котором сидел Великий, все выше и выше, и Царевич подумал, что еще пара-тройка таких фразочек – и он точно поджарится на солнце. Он попытался намекнуть Добрейшим, что негожа Царевичам выглядеть аки курица-гриль, но те, увлеченные похвальбами, не услышали бы и выстрел из пушки, не то что какие-то там слова. Решив, что надо действовать незамедлительно, Богэфир как наберет воздуха в легкие, да как выдаст свой знаменитый хит! А надо заметить, что голосина у него была еще та, перекричит любую пушку, скажу я вам. От неожиданности Добрейшие аж растерялись. Но ненадолго. Поняв, что это запел их сладкий Масюпунька Эфирчик, они принялись жадно ловить каждый звук, вылетавший из его горла. А так как это сопровождалось молчанием да умилительным хлопаньем ресниц, то Царевич, не теряя времени, быстренько слез с опускающегося трона от греха подальше. Добрейшие наконец пришли в себя и принялись с удвоенной силой расхваливать способности Богэфира на все лады. Что они только не говорили: и что так не умеет петь даже знаменитый певун Николассо Пафоссо, такого тембра голоса днем с огнем не сыщешь у БеливанА Димского да Серого Лазера, а уж по красоте своей неописуемой с Великим не сравнится ни один Бредный Петька, что уж говорить о Пьяном Ривзе да Хьюевом Жекмане – они вообще нервно гуляют по лесу… Слушать эту пургу было невыносимо, и Богэфир от скуки начал ковырять пальцем в носу. Где ни возьмись – платочек, заботливо предложенный Добрейшим, дабы Царюша не марал свои пальчики. (Потом этот платочек с его содержимым будет заботливо выставлен в Музее Памяти, где под неусыпным оком Добрейших уже хранились, обрамленные в золото и жемчуга, чудом раздобытые предметы: кусочек челочки Царевича, бутылочка, из которой он пил минералку, ручка, которой он подписывал открытки, след от кэдыка, да и многое другое, всего не сосчитать.) Вообщем, в такой вот нехитрой обстановке протекало дружеское общение. Между делом вынесли любимые блюда Царевича, да и начали потчевать да приговаривать: -Кусай, Масенька, кусай, а то вона как тебя Злыдни довели, исхудал бедненький весь, истощал. Небось только яду и подсыпАли в пищу Эфирчику нашему эти злобы. Пока же Богэфир откушивал яства, Добрейшие умильно смотрели на него да пускали розовые слюни в заботливо приготовленные для этого бутылочки, дабы у Царевича всегда был Иммунитет от всяких бед. Все же, нужно заметить, хоть вечер протекал и без приключений, Богэфиру было неимоверно скучно, и он уже начал жалеть о том, что решился на такое мероприятие. Посидев еще чуток, он быстро засобирался, да и второпях покинул эту милейшую обитель (не забыв захватить колбочки с Иммунитетом), правда, пообещал еще вернуться… не уточнив при этом, когда. … По приезду домой у Царевича с Настройся состоялся примерно такой разговор: - А и люблю же я их, своих подданных. И причем одинаково, что Добрейших, несмотря на всю их ужасающую скуку и предсказуемость, что Злыдней, хоть порой и выводят они дико меня… Вот если б можно было так, чтобы в каждом Злыдне были задатки Добрейшего, а в каждом Добрейшем – качества Злыдня, как было бы хорошо тогда… Да что это я размечтался сегодня… - Ах, милый Богэфир, а ведь ты не так уж и далек от истины.- Еле слышно прошептала Настройся.- Если бы ты знал, какими добрыми могут подчас быть Злыдни, и какими невыносимыми Добрейшие, ты бы так не говорил… На этом пока что конец….
|